– Но ваше воспитание, Элиана…

Она усмехнулась, как ему показалось, легко и беззаботно, и ответила:

– Многое из того, во что мы верили в прошлом, ушло, но любовь осталась, и теперь я намерена жить по ее законам. Я могу, – она смело взглянула ему в глаза, – остаться с вами здесь и сейчас, стоит вам только пожелать!

– А вы сами этого хотите? – прошептал он.

И Элиана с потрясающей откровенностью произнесла:

– Да, Максимилиан, я мечтаю стать вашей с того дня, как впервые увидела вас! И теперь мне известно: самое тяжкой бремя на свете – бремя неосуществленных желаний!

Молодая женщина улыбнулась ему, а он без лишних слов увлек ее в спальню и там принялся раздевать, любуясь ее телом, как самым поразительным и неповторимым творением Божьих рук.

Потом, почувствовав, что Элиана все еще слегка дрожит, словно от нерешительности и страха, на мгновение отстранился и с улыбкой в голосе произнес:

– Ах, Элиана! Я думал о вас все эти годы, в Англии, только о вас, меня влекло к вам неудержимо, безумно, и я любил вас с каждым днем все сильнее, хотя вы и были так далеко!

И вот ее руки оплели его тело, глаза закрылись… Они упали на постель, не размыкая объятий, и Максимилиан, почти не владея собой, заглушал поцелуями срывающиеся с губ Элианы безудержные стоны.

Одержимая неожиданно нахлынувшей страстью молодая женщина упивалась ласками возлюбленного, она словно бы хотела, вопреки своим словам, приковать его к себе цепями любви, удержать навсегда.

В момент слияния тел они поведали друг другу больше, чем прежде словами, они испытали непередаваемо прекрасное чувство наслаждения прикосновениями, загадочным шепотом, таинственным мерцанием взглядов в ночи. Висевшее напротив большое зеркало отражало все, что происходило между ними, в чем было странное, мистическое очарование, своеобразная возвышенность, свойственная моментам экстаза, и такая же особая, языческая красота.

В объятиях Элианы было столько страсти, нежности и неожиданной силы, что Максимилиан совершенно потерял голову и почти что утратил власть над собственным телом. Благодаря ей он взмыл в такие высоты, окунулся в такие глубины, о каких не случалось и грезить.

Судьба подарила им ночь, и они провели ее так, словно она была не только первой, но и последней, и когда Элиана наконец замерла в объятиях возлюбленного, казалось, остановилась сама жизнь.

Максимилиан посмотрел на часы. Они пробыли вместе около часа, но он совершенно не ощущал времени. Голова была словно в тумане, а тело будто утратило вес.

Элиана глядела на него снизу вверх. В ее глазах затаился вопрос и едва заметная искра испуга, и все же такой, преображенной страстью, удивительно земной и в то же время необыкновенной, прекрасной, она никогда еще не была.

– Элиана! – произнес Максимилиан и не узнал своего голоса. – Элиана!

– Я должна вернуться назад, – прошептала она. Он вновь склонился над нею.

– Через неделю я отплываю в Америку. Вы поедете со мной?

– Да.

Максимилиан радостно улыбнулся. Он восхищался возлюбленной, ее шелковистыми белокурыми волосами, золотистой бархатной кожей, ее глазами… Сейчас он любил ее больше жизни, больше всего на свете.

Когда Элиана, уже одевшись, собиралась уходить, он попросил:

– Скажи что-нибудь на прощание.

Молодая женщина заговорила, и серебристые звуки ее голоса падали в пустоту ночи, словно капли водяных часов в реку времени:

– Мне кажется, наша любовь похожа на звезду, переселившуюся из царства светил в царство умерших миров. Нам нужно во что бы то ни стало ее сохранить.

И Максимилиан отвечал:

– Мы постараемся, любимая.

Он проводил ее до дверей, и когда она неожиданно споткнулась на пороге, с улыбкой произнес:

– О чем задумалась?

– Ни о чем! – прошептала Элиана и, поцеловав возлюбленного, выскользнула в коридор.

О, странный женский разум и непредсказуемое сердце, не дающее обмануть себя или о чем-то забыть! В этот миг она подумала о Бернаре.

На следующий день после завтрака, оставшись в гостиной наедине с сестрой, Элиана сказала:

– Шарлотта, я хочу тебе кое-что сообщить. Женщина серьезно кивнула и села на широкий низкий диван.

Элиана взяла сестру за руки и, заглянув в ее серые, как осеннее утро, глаза, мягко произнесла:

– Дело в том, что я уезжаю.

Шарлотта с утра заметила взволнованно-приподнятое настроение сестры и давно ждала объяснений, но теперь почувствовала растерянность.

– Уезжаешь? Куда?

– В Америку, с Максимилианом.

Шарлотта, не мигая, смотрела на Элиану, такую оживленную и счастливую. Тонкие вьющиеся пряди белокурых волос, выбившиеся из высокой греческой прически, легким облаком окружали разрумянившееся лицо, падали на белый лоб и округлую нежную шею. Как она все-таки прелестна!

Сердце Шарлотты, сжавшееся в тугой болезненный комок, билось так сильно, что казалось, готово было разорвать грудь; ноги и руки были как свинцовые, а в висках пульсировали глухие удары.

– Ты решила принять его предложение? Элиана выпустила похолодевшие руки сестры.

– Нет, Шарлотта, я решила стать его… любовницей.

– Любовницей?! Ты?! Что я слышу, Элиана!

Ее лицо было бледно, а губы плотно сжаты. Она казалась воплощением праведного негодования.

– Понимаешь, – тихо промолвила молодая женщина, – иначе мы не сможем быть вместе. Максимилиан предложил мне выйти за него замуж, но мы оба понимаем, что брак невозможен.

Шарлотта горько усмехнулась.

– Неужели ты думаешь, не нашлось бы человека, который женился бы на тебе?

– Но мне нужен Максимилиан.

Шарлотта вздохнула. Она понимала сестру. Максимилиан де Месмей, красивый мужчина, мечта каждой женщины! Человек в каком-то смысле не от мира сего – такие люди возвышаются над толпой и нередко являются избранниками Небес. Им все дано от рождения, они получают желаемое сполна просто так, без особых усилий, волею судьбы. Такие мужчины мало меняются, почти не стареют.

Да, Элиана права, одного человека нельзя заменить другим!

«Как странно, – думала Шарлотта, – мир так велик, в нем столько людей, и присущие им качества, в общем, не так уж разнообразны, а между тем облик каждого из них уникален, точно картинка калейдоскопа, неповторим – даже в веках, а тем более – в сердце любящего».

Конечно, она не могла сказать младшей сестре то, что думает на самом деле, и потому довольно холодно произнесла:

– Видит Бог, сейчас бесстыдные времена, и стало даже модно жить в открытой связи! Что ж, я готова закрыть глаза на чьи-то похождения, но ты!.. Я вполне понимаю твое желание наслаждаться жизнью, но добровольно жертвовать собой, играть добрым именем семьи…